Вступление.

 

 

 Каждый из нас, рано или поздно, открывает для себя нечто новое, что-то важное. Писатель - это тот человек, который открываемое для себя хочет оставить навсегда открытым для других. В любое время, заглянув в книгу, можно обрести нужное, восстановить утраченное, вспомнить о вечном. И особая заслуга писателя заключается именно в том, что он не сидит сложа руки, но, сложа ноги где-то под столом, руками творит чудеса! Пальцы его, яростно трясясь, скачут и пляшут над клавиатурой пишущей машинки. Глаза неотрывно буравят неописуемо исписанный лист многострадальной бумаги. Душа его рыдает и хохочет одновременно!  Мысль залетает в ушастую голову писателя, как ошалелая птица в разбитую форточку, а писатель, поймав бьющуюся и кричащую дикарку за хвост, обличает её в удобоваримую форму - старательно ощипывает, обрабатывает, ошпаривает кипятком собственного темперамента, ставит на медленный огонь тушиться и, подчас пересолив и переперчив, подаёт к столу изголодавшемуся читателю:

- Ку-у-шай! Вку-у-сно! Ням...

 

Здесь главное - не переборщить.

Что-бы читателя не стошнило прямо на книгу, желательно не писать в ней о канализационных стоках, о парниковом аффекте, о загородных свалках мусора, о бомжах, о политике, о себе самом, в конце концов, и обо всякой прочей несуразности подобного рода. По крайней мере со второй страницы нужно заинтриговать недоверчивого читателя, пообещав ему если уж не золотые горы, то хотя бы, как минимум, вселенские знания, которые обязательно ему помогут откопать эти самые горы (когда он дочитает эту скромную, но очень мудрую книгу, примерно до 775 страницы:). Нельзя забывать, что заинтересованность читателя также могут вызвать веские доказательства могущества любимой Родины, героическое прошлое нашего народа, ярко описанные интимные подробности известных личностей, их родственников, слуг, собак, кошек, мышей, тараканов. Но далеко не каждому пишущему важна заинтересованность читающего. Некоторым маститым писакам абсолютно безразлично - будет их труд оценен миллионами глаз и душ, или затронет он одно единственное чьё-то сердце, главное - мысль останется на бумаге, а значит, укрепится в Вечности.

 

 

1

 

 

- Ань! А-ань! - кричал малец.

 Девчонка в зелёном сарафане, остановившись, искоса поглядывала на него, как на прилипшую к чулку колючку.

- Ну, чего тебе ещё?!

- Ань... покажи! - ухмылялся шалун, указывая на подол её сарафанчика.

- Дурак! - показывала кулак Аня и спешила дальше.

- Ну, покажи! - не унимался дурашливый малец, скача вприпрыжку за девчонкой.

 Жара спадала. Замученная дневным зноем, лохматая чёрная смесь дворняги с бультерьером, откликающаяся на любую кличку за бублик или пряник, наконец-то, спрятала свой вывешенный на весь день изо рта язык. Дядя Костя и дед Семён всё перестукивались молотками, достраивая коровник. Уставшие бабы брели с поля навьюченные вилами, вёдрами и мотыгами. Тяжело переступали мозолистыми ногами в резиновых калошах. От них далеко несло запахом солёного пота. Позавчера перестали идти дожди. Второй день палило солнце. Сорняк и колорадский жук разрастались, как на дрожжах.

 Тётя Тоня заметила скачущего за Аней Юрку и быстро сорвала под корень куст крапивы.

- Вот я тебе сейчас! - прикрикнула она на сорванца, замахиваясь колючим "оружием". - Ишь, хулиган!

 Отец Юрки спился ещё в конце семидесятых. Тогда мать с ним и развелась. Приглядывать за мальцом, и учить его уму-разуму, было совсем некому. Детей в деревне, как и взрослых, было мало, поэтому детского сада не имелось. Первая бабка умерла, вторая ослепла задолго до рождения внучонка, дед по материнской линии вернулся с войны калекой, а по отцовской - вовсе не вернулся. Были у мальца ещё двоюродные дядьки и тётки, но все они жили в других местах, как в городе, так и в райцентре. Из друзей у Юрки были только Генка-очкарик, Федька Пеньков и Анька. Правда, Анька уже закончила первый класс средней школы, куда её возил по утрам Кирилл Мефодьевич на лошади, много умничала и была на целую голову выше Юрки, а Федька был ещё маленький, рыжий, и почти никогда не делился ирисками. Лучшим другом Юрка считал Генку-очкарика. Генка уже умел читать, хотя и по слогам, и не умел обижаться из-за всякой ерунды. Целыми днями три маленьких человечка, но уже больших друга, возились в песочнице с Федькиными железными машинками, бегали по улице и таскали зелёные яблоки из почти неогороженных огородов бабы Нюры и тёти Поли. Кирилл Мефодьевич однажды прогонял сорванцов, чтобы ветки не ломали. Юрка тогда, пролезая в щель забора, зацепился за гвоздь в штакетине и, порвав рукав, немного поцарапал руку.

- Видал?! - хвалился он потом Генке, показывая на запечённую кровь под зелёнкой. - Знаешь, как щипало, пока мне её мама мазала?!

- А не плакал? - шмыгая носом, спрашивал друг.

- Не-а, ни капельки! - гордо обманывал герой.

- Больно уж хулиганистым растёт! - вздыхала, качая головой мать. - В папашу бы только не пошёл!

 И время шло...

 

 

2.

 

 

В середине восьмидесятых в восемь лет от роду Юрка, наконец, и сам пошёл в школу. Мать как раз, кстати, нашла себе "хахаля" в том посёлке, в котором находилось среднеобразовательное учреждение. Юрке достался новый коричневый ранец, пенал, полосатые и клетчатые тетрадки, перьевая ручка и чернильница. Малец был доволен. Полюбовавшись в зеркало на свою скорченную мордашку, разумеется, покривлявшись, в белой рубашонке под синенькой формой с эмблемой СССР, юный ловец знаний шагнул в светлую жизнь науки и просвещения.

 Учиться ему было легко: он не особо расстраивался из-за повседневных двоек, совершенно не обращал внимания на учителей, за то с радостью приставал к пищащим девчонкам и дёргал их за косички и юбочки. Когда вопрос о его двойках в третьей четверти и неудовлетворительном поведении встал уже ребром, классный руководитель, Давыдова Дарья Тимофеевна, наконец, достучалась до Юркиного сердца и на расспросы, касающиеся его будущего, услышала вполне вразумительный ответ.

- Я хочу стать декабристом, - голосом серьёзнее некуда ответил малец.

- Кем? - не на шутку удивилась учительница.

- Революционером, таким же, как декабристы, - гордо пояснил Юрка.

- Но ведь революция прошла! В тысяча девятьсот семнадцатом году последнего царя свергли, теперь свергать больше некого.

- А вы хотите сказать, что больше никогда не будет царей? - усмехнулся совсем по-взрослому мальчик.

 Если бы веру в Бога задолго до восьмидесятых не отменили, Дарья Тимофеевна непременно бы перекрестилась и, чертыхаясь, сказала бы: "Боже мой, что ты мелешь, ребёнок?! Да за эти разговоры нас обоих исключат из школы (а может быть и из партии)!" Вместо этого она тоном педагога со стажем спокойно ответила:

- Советская власть, Юра, самая лучшая! И никто, никогда, её не заменит. Ты должен запомнить это, и гордиться тем, что ты Советский человек.

 Юра, конечно, поклялся, и запомнить, и гордиться, но, выходя из школы, сам себе под нос, почему-то прошептал:

- …а всё-таки через пять лет Советского Союза не будет...

 Откуда он мог знать этот факт, он и сам себе объяснить не мог.

Мама Юрки устроилась работать в местную столовую, раздатчицей. Зарплата выплачивалась копеечная, за то в доме всегда было что поесть. Её "хахаль" - новоиспечённый отчим мальца - работал токарем... Ну, да Бог с ним...

 

 Странные особенности Юрка начал в себе замечать классе в пятом - шестом. Однажды на очередной школьной экскурсии в цех завода по переработке вторсырья имени В.И. Ленина, славившегося своей производительностью на всю округу, он подошёл к белобрысой девочке Лене, которая была одета в новую болонью куртку, и сказал:

- Ты зря так нарядилась, - и показал рукой на её "Болонью". - Твоя мама не сможет отстирать её.

 Подумав, что Юрка как всегда дурачится, девочка, гримасничая, состроила ему козью морду, а ближе к вечеру, проезжавший мимо мотоцикл с люлькой так обрызгал её какой-то жирной грязью, что она с горя не пришла на следующий день в школу.

 Дальше - больше. Летом он отдыхал в лагере со своим старым другом - очкариком Генкой. Плавать Генка не умел, а отставать от водоплавающих ребят ему совсем не хотелось. В пятницу после обеда Юрка подошёл к вожатому и спокойно сообщил:

- Генка Дубов тонет в речке.

 Не поверивший вожатый, так или иначе, обязан был проверить Юркину информацию. Ребята частенько убегали на реку, несмотря на запреты. Помощь подоспела вовремя - очкарика выловили, сделали искусственное дыхание и отправили домой за нарушение режима.

 А самым интересным было то, что когда Юрка сообщал о ЧП вожатому, Генка, никому не сказав ни слова, мечтая в гордом одиночестве научиться плавать, только ещё шагал по тропинке к месту своего (к счастью несостоявшегося) утопления.

 Любопытно, но, предугадывая наперед, что должно случиться, Юрка лишь иногда мог предотвратить эту "случайность". Будто кто-то удерживал его от дальнейшего действия в постановке своего предвидения.

Детская мечта - завести собаку - так и не осуществилась. Собаки не приживались у Юрки. Дохли. Не помогали ни любовь, ни ласка, ни столовское питание, ни ветеринары... Оплакивая очередного, навсегда ушедшего прямо на Юркиных руках четвероногого друга, малец, которого впрочем, мальцом давно уже никто кроме мамки не называл, поклялся никогда больше не приручать живность. Отчего, не жили долго Юркины питомцы, было не ясно. То ли не совпадали их биотоки, и в результате психология животного не выдерживала какой-то внезапной энергетики юного человека, то ли просто случайно?

 

"Перемен! Мы ждём перемен!" - пел любимый рокер нового дикорастущего поколения. "Муха - источник заразы! Не верь, это не так, - утверждал его враг по "Игле" Пётр Мамонов, и дополнял. - Источник заразы - это ты!" Перестройка подходила к своему логичному итогу. Давно уже поняли все обманутые сограждане, ютящиеся в своих исторических памятниках, что обещания обеспечить каждого жителя СССР отдельной квартирой к двухтысячному году не больше чем безобидная шутка (естественно, "безобидная" на горбачёвский взгляд). Уставшие читать собственные монотонные сказки, политики в телевизоре откровенно спали. "Белые розы" уступили место "яблокам на снегу". Народ поговаривал, что, судя по всему, новым генеральным председателем Советского Союза будет Кашпировский. Первый и последний приют духовной массовой культуры - сельский клуб - внезапно превратился в пивнушку. Работа в цехах завода по переработке вторсырья имени В.И. Ленина постепенно переходила в бесконечную забастовку. В магазине "продукты" исчезла очередь, к сожалению, и продукты. Милиционер дядя Гриша запил и его бы могли лишить звания капитана, если бы не запили в то же время подполковник и майор.

 И в жизни Юрки тоже особых перемен к лучшему не наблюдалось. Учился он всё так же никудышно. Считать умел только двузначные числа. Писал коряво и со всеми имеющимися ошибками.

 Проходя как-то с компанией одноклассников мимо вонючего притона местных, резко прибавившихся численностью алкашей, Юрка вдруг остановился, уставился стеклянными глазами на крышу пивного бара и перекрестился. Одноклассники покрутили пальцами у висков...

 Через четыре года на месте пивнушки уже стояла церковь.

 

 

3.

 

 

  Не нужно быть слишком умным человеком, чтобы догадаться с трёх раз, что дважды два - это дважды два. Вопрос в другом: имеет ли смысл это кому-то доказывать? Всё правильно, каждый человек рождается для того, чтобы сказать, что-то другому человеку. Словами ли, поступками, но все мы постоянно говорим, и каждый о своём. Даже тот, кто молчит, хочет что-то сказать своим многозначительным молчанием. Архитектор говорит - проектами, художник - красками, математик - цифрами, писатель - буквами, учёный - открытиями, политик - законами. Важно понять, что человек хотел сказать. Возможно, ему просто не хватало общения... Но среди этого массового всеобъемлющего разговора, мало кто готов не говорить, а слушать, прислушиваться, пытаться уловить самое важное и сделать единственно верный вывод. Слушать - это талант (не помню, кто сказал). Ведь пропуская сквозь сито мозга всю окружающую ахинею, уловить требуется только то, что действительно имеет какой-нибудь смысл!

 Юрка, похоже, не особо центрировался на своей инстинктивной способности принимать во внимание извне самый костяк мирозданческой сути. Он просто напросто улавливал, как локатор, отражение собственной внутренней энергетики от мира, и, даже не пытаясь анализировать, анализировал автоматически. Да...

 То, что сегодня кажется чудом, завтра покажется банальным, и, возможно, уже вчера было естественным явлением. Стоит "колдовство" переименовать в "химию", всё становится на свои места.

 Уже окончив школу и учась в училище на слесаря-ремонтника (из райцентра пришлось переехать в общежитие провинциального городка), Юрка неожиданно понял, что перемещать предметы силой человеческой мысли - дело нехитрое. Так ему сначала удавалось, вытянув руку, притянуть к себе табурет, находящийся в нескольких метрах от него. Затем лёгким движением, не касаясь, оттолкнуть его обратно. Сконцентрировавшись на большем, в один прекрасный день он уронил шифоньер с антресолью в соседней комнате, вызвав тем самым безграничное удивление соседей, вернувшихся вечером с работы. За полгода, поднатаскавшись в этой "магии", Юрка с лёгкостью мог переместить тяжёлую чугунную лавку (вместе с приставленной к ней чугунной же урной) из парка, находящегося за пять километров, себе во двор, посидеть на ней, любуясь звёздами, и вернуть на прежнее место.

Однажды...

Было это летом.

 Она шла по площади, гордо подняв свою увенчанную рогами коровью голову. Чёрная, в белых пятнах, все свои годы она носила звонкое имя Пеструшка и с удовольствием откликалась на него протяжным мычанием, когда хозяйка или хозяин подносили ей охапку сена или ведро воды. Народу в этот ранний час на главной площади страны почти не было. Как всегда у мавзолея стоял почётный караул. Пять минут гуляла чёрно-белая говядина под красными стенами кремля. Остановившись в самом центре, Пеструшка посмотрела в сторону ГУМа, потом на кремль, потом... Забили куранты. Боммм... Бумммм...

- Му-у-у! - произнесла неразумная скотина и в тот же миг уронила из-под своего хвоста огромную ярко-коричневую "лепёшку", прямо на серую историческую брусчатку.

 Караул у мавзолея всё-таки не смог удержаться от смеха и заржал так, что звезда над главными часами от смущения ещё больше покраснела и Ленин чуть не проснулся. К счастью, американские туристы в это время ещё не повыползали из публичных домов и не успели сфотографировать рогатое чудо на фоне памятника Минину и Пожарскому.

 Когда, наконец, полусонный, полу-командный голос, разобравшись в сути дела, отдал приказ "брать быка за рога", корова самостоятельно исчезла, оставив Москве на память только свою "лепёшку". (Правда, следует заметить, что последнее совсем не является фактом. Возможно, это всего лишь слухи, распущенные местными хулиганами).

 

- Вот и ваша бурёнка, - успокоил "малец" бабку Нюру, показывая на вернувшуюся из Столицы путешественницу.

- Э-эх, непутёвая! Тебя ж доить пора, а ты исчезаешь! - прошамкала вставной челюстью бабуля.

- Она больше не будет, - заверил улыбающийся парень и подмигнул корове. - Правда, не будешь?

 Отдыхающий в деревне Юрка экспериментом доволен не был. Что толку перемещать предметы, если сам при этом остаёшься не при делах?! Честно сказать, Юрка и не догадывался, на какое именно расстояние ему удалось переместить Пеструшку. Он рассчитывал отправить этот живой тяжеловесный «экземпляр» подальше и тут же вернуть, а опыт занял целых пятнадцать минут. Вероятно, столько времени понадобилось на перелёт коровы туда и обратно.

 "Где же ты была? - думал про себя Юрка. - Ну, где же ты была?!"

 Сколько не пытался "фокусник", переместить самого себя ему удавалось пока не больше чем на километр. Но уже и это помогало в ускоренном передвижении по пересечённой местности. Сквозь стены проскочить не удавалось. Набив немало синяков и шишек, Юрка это понял.

 Происходило это примерно так. Настраивая мысли определённым образом, он ощущал внутри некую энергетическую волну, отталкивался от земли и, в несколько секунд, покрывал расстояние, которое пешком пришлось бы преодолевать минут двадцать.

 

 

4.

 

 

За время Юркиных каникул Советский Союз совсем развалился на СНГ. Как говорится: "хрен не слаще редьки!". В страну явился секс и родилась (недоношенной) гласность. В честь этого славного события, политикой новой демократической партии было тут же решено дать недокуренным окуркам вторую жизнь. Девальвация рубля упёрла последнюю копейку из заначки управдома Петровича и он, запасшись «денатуркой», запил так, что сам остался "без штанов", на улице, превратившись в нововведённую аббревиатуру БОМЖ. Знакомый лётчик, дядя Толя, последовал его примеру и летал теперь не далее медвытрезвителя. Аэрофлот пустили на запчасти. Россию - по рукам. Армию - на произвол... Старая знакомая, Анька, подалась в представительницы новой профессии, и стала называть себя массажисткой. Жизнь пошла весёлая!

...а жрать-то было что-то нужно.

На стипендию не разживёшься. Вот и повадился Юрка таскать у кавказских "барыг" фрукты-овощи (иногда и чебуреки) с рынка. Разумеется, не в прямом смысле таскать, а с помощью своих магических способностей, практически не выходя из дома. Окно общей кухни выходило как раз на сторону рынка. Правда, до него было, как минимум, две автобусных остановки. Когда на кухне не было соседей, Юрка открывал одну створку настежь, и...

 Человек, покупающий абрикосы у торговца, вдруг замирал с открытым ртом, глядя за спину кавказца. Думая, что тот смотрит на весы, Ахмед восклицал:

- Ровно килограмм! Вот, смотри, весы правильные! - и подносил безмен к самому носу "недоверчивого" человека. - Спроси любого, Ахмед никому не обманывает! Ахмед всегда честно торгует!

 А за спиной Ахмеда, прямо на глазах покупателя, из ящиков улетучивалась пара-тройка картофелин, луковица и морковь!

Через несколько месяцев пошли слухи, что "азеры" на рынке охотятся на невидимого воришку.

- Поймаим, руки отрэжэм! - грозились новые Россияне, про себя ругая местный рэкет, от которого никакого толку.

 Нужно было соблюдать осторожность. Юрка придумал отправлять продукты питания сначала в одно место, потом в другое, а затем уже через чердак своего общежития в свои руки.

Оправдывая раз за разом закон всемирного тяготения, Юрка знал, что "утягивать" следует готовый (или сырой:) продукт, а не средство для его приобретения (именуемое деньгами). По номерам денежных знаков вычислить могут в два счёта, так же - и сыт, и ни каких улик.

 

 

5.

 

 

Давно прошли те времена, когда парочку подопытных мутирующих крыс можно было приспособить в качестве лошадей, а тыкву преобразить в некое "средство передвижения".

 Увы, тот, кто сегодня утверждает, что в чудеса способны верить лишь полные дураки, абсолютно прав! Но... как восклицали старые извозчики, тпру-у-у! Надо быть полным дураком, чтобы слушать пустого умника!

 Как часто, зажав в кулаке пуговицу мы пытались представить, что это монета?! Разжимали руку, и.... Всякий раз ощущали разочарование! А может быть мы просто ждали не того чуда?

 Так вот. Юрка чудес от жизни не ждал. Он сам их делал. Хотя и был уверен, что в его случае это никакие не чудеса, а обычные явления предоставленные ему задаром его природой. Свою уникальность он принимал, как должное.

Зимой выживать на Руси всегда труднее. Если раньше Русский мужик из какой-либо артели говаривал: "Лук есть - до весны дотянем!" - то теперь, не секрет, говорят: "День прожил - и слава Богу!"

 Экономика страны, насильно внедрённая в народную бытность, благотворно сказалась на приватизации народного имущества отдельными умельцами. Лиходеи (недалеко ушедшие от детского мировоззрения) рванулись рисоваться друг перед другом (да и перед врагом) обилием честно заработанного капитала - заводами, переоборудованными в торговые ряды, автопарками, ресторанами, дворцами (подаренными своим принцессам, любовницам и просто… проституткам) ...

 На рынках зимой всё накрывают фуфайками и одеялами, чтобы не помёрзло. Юрка сидел полуголодный. Своей матери в письмах он врал, что получает в три раза больше чем было на самом деле. От помощи отказывался. Каждый месяц отсылал с дядей Гришей, старым знакомым, посылку с копчёными и обезжиренными фабрикатами, колбасным сыром и консервированной рыбой. Дядя Гриша был нормальный мужик, и не только потому, что любил водку и трепаться о бабах, но и потому, что при этом никогда не задирал нос, как и положено всем нормальным мужикам.

 Подрабатывать в те годы не было особого смысла. Оплату за работу производили обещаниями. В лучшем случае, с места работы можно было утащить в кармане или запазухой крохи изготавливаемой продукции. Платёжеспособными являлись лишь те работодатели, которые умели сдирать с народа не только седьмую, но и все последующие шкуры. О, это вечный замкнутый круг! На то он и капитализм, чтобы сняв с человека последнюю рубашку, оплатить за его же работу дыркой от её пуговицы! Факт. Ещё советская энциклопедия предупреждала: "капитал - это состояние нажитое за счёт эксплуатации труда одного человека двумя чебуреками".

 Кинотеатр, где подрабатывал Юркин друг детства очкарик Генка, выкупил под офис местный воротила Фома.

- Кина не будет! - объявил он коротко и ясно. Достал из пачки с одногорбым верблюдом крутую сигарету, заложил её за Генкино ухо, осклабился противной улыбкой и велел проваливать.

 Потом Генку, как положено, забрали служить Родине. Так сказать, отдавать долг и честь за всё хорошее, что выражает это патриотическое слово. За Святую Русь! За геройские подвиги предков! И, вообще... Здоровье - за бесплатную медицину. Мозги - за стандартное обучение и весёлое воспитание. И всё остальное - за возможность, какого бы то ни было, существования на земле родимой. О душе - разговор второстепенный.

В Чечню очкарик не попал: иногда, физические недостатки, такие как отсутствие нормального зрения, помогают человекуизбежать более страшных вещей, чем прозябание в Русской глубинке...

Юрка был на полгода младше Генки и готовился к осеннему призыву.

В тот год в деревню он не поехал.

 

 

6.

 

 

В автобусе №30 было на редкость просторно. Как сговорившись, все двуногие аборигены, по той или иной причине, где-либо задержавшись, на этот автобус не успели. Полусонную атмосферу создавало человек пять не больше, да пожилой водитель, который, видимо, никуда не торопился.

 На третьем сиденье, возле окна, сидела одинокая «гидроперитовая» блондинка. Молоденькая. Семь минут, сидя напротив, Юрка, стесняясь своих косых взглядов на её ноги в мини-юбке, почти не дышал. Потом, попытавшись сосредоточиться на умном выражении своего нелепого лица, он резко поднял голову, заглянул в глаза девушки и, вдруг, непонятно почему, выпалил скороговоркой:

- Извините, мы не встречались в прошлой жизни? Если нет, может исправим это недоразумение в этой?.. Не уверен на сто процентов, что уже влюблён, но... очень бы хотелось... влюбиться!

 Девушка собиралась возразить.

- Не спеши с ответом, Люся! - опередил Юрка. - Помнишь, как в пятом классе ты гадала на кофейной гуще и тебе явилась буква Ю? Меня Юрой зовут.

 Удивление Люси вылилось в приступ истерического смеха и она, стесняясь человечества в лице соседей-пассажиров - трёх бабулек, двух студентов и полупьяного гражданина в зелёной футболке - отвернулась к грязному автобусному стеклу и залилась румянцем.

 Люся была девушкой скромной. Мини-юбку носила в дань моде, а совсем не от лёгкости поведения. Все девчонки в то лето вырядились - прости Господи! - на манер западных проституток. Понятное дело - после "совковского"застоя требовалось полное раскрепощение "Чем страшнее, тем моднее" - вошла в обиход тогда новая поговорка. Варёнки, лосины, слаксы, мини, бикини... А напялишь на себя строгие брюки, тут же нарекут "белой вороной" и будут шарахаться, как от чумной.

 "А-а-аааа!" - во все жабры надрывался Витас из динамиков радиоприёмника, разрывая собственные барабанные перепонки.

- Моя остановка, - сказала Люся, вздохнув.

- Я тоже всегда здесь выхожу! - соврал Юрка и выпрыгнул из автобуса вслед за мини-юбкой.

 Собирался дождь. Зонта не было.

- Надо же, полчаса назад так солнце светило! - огорчилась вслух Люся.

 Юрка посмотрел сквозь небо.

- Земля перекатывается со скоростью двадцать восемь тысяч километров в секунду. За полчаса многое может измениться, - улыбнулся он.

- Ты увлекаешься астрономией?

- Стыдно признаться... Но увлекаюсь... Правда, не больше, чем всем остальным.

 Раскатилось первое поднебесное громыхание. Ливануло. Взмахнув рукой, разогнать облака не имелось пока реальной возможности и Юрка ограничился тем, что невидимо умыкнул чей-то зонтик.

 

 "Не смогли удовлетворить жену? Мы вам поможем!" - обнадёживал весёлый здоровяк с рекламного щита, указывая на коробочку с "Виагрой". Не обращая никакого внимания на это новшество, люди шустро передвигались по тротуару, спеша укрыться от дождя.

  Пьяная цыганка мечтала нагадать хоть кому-нибудь богатства и "стреляла" курево.

 

 Несколько часов Юрка и Люся бродили по мокрым улицам захолустного района. Ни на секунду не умолкая, струился их вдохновлённый разговор. Ливень давно закончился, даже мелкий дождь перестал моросить, а они так и держали над собою чей-то зонтик.

 

- Ну, вот, ты меня и проводил, - улыбнулась Люся. - Мой дом теперь совсем рядом.

- Зайдём? - бесцеремонно спросил Юрка.

Девушка пожала плечами.

Тропинка ведущая к Люсиному дому проходила через парк...

 

- Господи! - вдруг возопил пьяный истошный голос. - Господи-и-и! Почему? Ну, почему-у-у-у?!.. Кто в силах дать ответ?! Кто? Кто-о?!

Пракчески невменяемое, грязное и безобразное существо мужского пола кувыркалось в дождевой воде заполнившей большую выбоину в асфальте. Оно полуоткрыло свои, взмокшие от пьяных слёз и грязной лужи глаза и, несуразно размахивая и потрясая опустошённой бутылкой с этикеткой "Застольная", взирая в пустоту вопрошающе-тупым взглядом, казалось сильно озадачивало своими искромётными вопросами кого-то, зримого ему одному:

- Ну, почему? Почему же?! Почему-у-у?

Оно сделало паузу, выдало театральный жест обеими руками и продолжало:

- Почему я не космонавт?!

Пробегавшая мимо хромоногая дворняга остановилась возле самой лужи, в которой бултыхался "космический мечтатель", недоумённо поглядела на пьяного самодура, глотнула пару раз из лужи дождевой воды, водки, мочи и прочей насыщенной асфальтной смеси, недовольно фыркнула и побежала дальше.

- Улететь бы, к чёрту, от всех вас! - продолжал пьяница. - От вас всех - мерзкие людишки!

 Сконфуженная этим нелицеприятным видением Люся дёрнула Юрку за руку.
- Пойдём! - буркнула она, и Юрка посмотрел в её взволнованные глаза. Разумеется, он не стал спрашивать Люсю, кто был этот пьяный мужик в луже. И тем более не сказал девушке о том, что сам понял, что это её отец.

- Иди, я догоню, - произнёс он таким тоном, что она не стала возражать и послушно повиновалась.

Когда фигура Люси скрылась за деревьями парка, Юрка, оглянувшись и убедившись, что на него никто не смотрит, плавно поднял руки и легонько, подавшись вперёд, как-бы подтолкнул воздух. В то же мгновение мешковидная "масса" пьяного мужика поднялась из лужи и, несмотря на непослушные, словно кем-то невидимым передвигаемые ноги, поплыла в сторону скамейки. Там она аккуратно приземлилась и осталась спокойно сидеть.

 Заняло всё это не больше пяти минут. Юрка быстро догнал печальную Люсю и, чтобы немного её утешить, протянул ей огромный букет сказочно красивых пионов.

 

 

7.

 

 

  Стоит ли рождаться на свет Божий только для того, чтобы всю жизнь чувствовать себя спермитозоидом, пытающимся пробиться сквозь стенку яйцеклетки?! Редко для человека "здравомыслящего" пробить мнимую стену не является главной самоцелью, и достаточно уже того, что родился. Возможно, это всего лишь врождённая привычка, перешедшая от того самого сперматозоида, каковым до состоявшейся сущности человек и является, но, всю свою жизнь, благодаря данному "курьёзу" мысль человеческого мозга, неизвестно зачем, пытается проникнуть за невидимую преграду.

 Понятно, что умозаключения автора не приведут даже самого глазастого читателя к чему-то сверхсекретному, открытому только взору Божьему, и, казалось бы, какой смысл углубляться в столь глубоко-философские темы, но... как говорил один туземец: "Не очистив банан, не узнаешь, что значит счастье!"

 

 Спустя два дня они снова встретились.

- Знаешь, - сказал Юрка, почему-то очень забавным голосом. - У нас будет девочка.

- Какая девочка? – не поняла Люся.

- Дочь. Я вдруг почувствовал, что на свет очень хочет появиться ребёнок... ну, твой и мой, понимаешь?

- Нет... Не совсем, - заулыбалась смущённая девушка. - Как почувствовал?

- Не знаю, как обычно. Просто почувствовал. Ты мне не веришь?

- Конечно верю, - поторопилась заверить Люся. - Мы же с тобой уже два дня знакомы, а ты ко мне ещё ни разу не приставал со всякими глупостями.

 

  В тот день она решила познакомить его со своими родителями.

- Моя мама - Светлана Георгиевна Скворцова, - представила Люся, указывая ладонью на худенькую женщину лет тридцати пяти. - Мой папа - Василий Парфёныч Скворцов.

- Очень приятно! - заверил Юрка кланяясь поочерёдно Люсиным родителям. - Очень приятно!

  Рукопожатие Люсиного папы передало новому знакомому Люсиных родителей искреннюю антипатию Василия Парфёновича к любому незваному гостю. 

  Мама, казалось, наоборот, чему-то втайне обрадовалась.

  Сели ужинать.

Отец, едва отойдя от последнего запоя, пребывал в нервно-задумчивом состоянии, свойственном всякому аналогичному алкоголику. Два раза выронил из непослушной руки ложку, покрыв при этом пёстрой окрошкой свежую белоснежную скатерть, как и заведено в случаях связанных с законом подлости, опрокинул солонку, несколько раз перематерился, и, в конце концов, пролил на свои штаны малиновый кисель.

  Мама Люси, бесконечно виновато улыбаясь, успокаивала мужа, суетясь, всячески угождая, и, видимо, очень стесняясь перед дочерью и Юрой, пыталась обращать любое свинство Василия Парфёныча в забавную шутку.

 Нужно заметить, что еле заметное жёлтое пятно у неё под левым глазом, явно говорило о том, что женщина она абсолютно покладистая, и совершенно не привыкла перечить мужу. Возможно, из чувства жалости, или ещё какого-нибудь, ещё более глубокого чувства, но было видно с первого же взгляда, что все долгие годы проведённые с алкоголиком Васей Скворцовым, Светлана Георгиевна умела находить в себе силы (возможно, последние, достающиеся дикими переживаниями) отметать от себя всякую решимость воздействовать на супруга более строгими мерами, чем уговорами и заботами.

  Люся краснела, и готова была разрыдаться от отчаяния, но Юрка казался таким искренне счастливым в кругу её семьи, что покраснение её тут же улетучивалось и накатывающиеся слезинки, как по волшебству испарялись.

  Обычный для таких случаев диалог "ни о чём" всем, наконец-то, надоел, пластинка на проигрывателе устала заикаться на ноте непонятного происхождения, и компания юных, отделившись от компании "предков", отправилась в кинотеатр на премьеру индийского фильма "Зита и Гита".

  Ни жестом, ни намёком не выразил Юрий своего внутреннего негодования по поводу отношения Люсиного отца к её маме и, вообще, семье. Так, как его собственный родитель, которого он вспоминал лишь в исключительных случаях, страдал той же болезнью, что и отец Люси, горе её семьи было ему очень близко и понятно.

"Ничего, - говорил он сам себе. – Что-нибудь придумаем!"

 

 

 ........................................

 

 

Примечание автора:

Начал писать эту мистически-драматическую историю где-то году в 2010-м. Написал большую часть в течении месяца-двух (точно не помню), и возвращался несколько раз, но почти ничего не добавил. Когда будет дописана эта повесть, честно сказать, даже не знаю. И будет ли, вообще, дописана?.. Названия тоже, как не было, так и нет.

 

 

Free counters!