Даша

 

 
 

                                                     "Дела давно минувших дней"




В одной стране далёкой,
Где пальмы не растут,
С бабусею убогой
(не помню, как зовут)
Жила одна милашка,
Застенчива, проста.
Милашку звали Дашка.
Была она, бедняжка,
С рожденья сирота.

Отцу её досталось
В тюрьме свой век дожить.
При родах мать скончалась.
Что ж, некого винить...
Лет до пяти девчушка
В приюте провела,
Ну, а потом старушка -
Горбатая болтушка -
Её к себе взяла.

Девчоночка боялась
Вначале, и не шла.
Но бабка привязалась,
Речами доняла:
- Не будь ты так труслива.
Пойдём ко мне, мой свет.
Жить будем мы счастливо.
И мне не так тоскливо
С тобой на старость лет.

И Даша согласилась.
Уже который год
Она, как и не снилось
Ей в детстве, без забот
Жила с бабусей, мило,
В уютненькой избе.
Полы в каморках мыла,
К обеду щи варила,
И кланялась судьбе.

С пытливыми глазами,
Душевной теплоты
(увы, забыл с годами
Лица её черты:
Отшибла память бражка)
Такой была она,
Что всем казалось, Дашка
Затем лишь не монашка,
Что не пострижена.

Старик лишённый зренья,
Что к бабке приходил,
Учил девицу пению,
И грамотам учил.
Так Дашенька взрослела.
И, должен я признать,
Она неплохо пела,
Читать, писать умела,
И даже рисовать.

Блаженно шли недели.
Бог дал ей расцвести.
Но молодцы не смели
К ней близко подойти,
И ею любовались
Тайком, издалека.
Глядели, ухмылялись,
Смешки порой срывались
С шального языка.

- Она не из уродин! -
Частенько повторял
Моряк Степан Болотин.
В девицах толк он знал.
- Да, справная девчина!
Вот только ловит мух...
- Молчи ты, дурачина! -
Так рассуждали чинно
Сапожник и пастух.

Однажды, помню, даже
Какой-то генерал -
Большой и важный - к Даше
С признаньем приставал.
Я думал (и немало),
Что Дашенька моя
Пойдёт за генерала...
Ничуть так не бывало!
Лишь ошибался я.

Скажу вам, между нами,
Без каверзных словес,
За ягодой - грибами,
Частенько Даша в лес
Ходила, и, под сенью
Деревьев вековых,
Скрывалась. С тихой ленью
Внимала, может, пенью
Чудесных птиц лесных,

А может, умилялась
Журчаньем ручейка,
Иль елям улыбалась
Под шёпот ветерка...
О том я знать не смею.
И не к чему гадать
(хвалиться не умею,
Но с детства не имею
Привычки я приврать!)

Так вот, однажды, значит,
Из леса воротясь
На хату, как заплачет
Вдруг Даша, повалясь
Ничком в свою перину,
Лицо в подушке скрыв
(объелась будто хины).
Конечно, бабку Нину -
Ведунью местных див -

К ней пригласили тут же,
Заставили отвар
Принять. Ей стало лучше,
И спал немного жар.
- Ох, Даша, что с тобою?
- Отстаньте от меня!
Её - святой водою,
Она - брыкать ногою...
И так четыре дня.

А после (странно даже,
Что помню до сих пор)
Всё изменилось в Даше:
Поблекший мутен взор,
Болезненные тени
Бесцветного лица;
Вся постоянно в лени,
И приступы мигрени
Без края и конца.

Бывало, раньше, встанет
С кровати утром - в путь! -
Вокруг с улыбкой глянет,
Займётся чем-нибудь,
Под милое болтанье,
Под песни нежный звук…
Теперь же всё в молчанье.
Ну, что за наказанье
Нашло на Дашу вдруг?

Никто не знал об этом
Тогда. Старушки ж, вновь
И вновь, по всем приметам,
Винили в том любовь...
Мне было не до сплетен
В те дни: по кабакам
Я шлялся, духом беден,
Издалека заметен
Таким же дуракам.

Бузил я и скандалил,
Лез в драку ни за грош.
Меня бред хмеля жалил
Сильней, чем злая вошь.
Тоска мне сердце грызла,
Глаза смотрели врозь,
И тело всё раскисло.
Не понимая смысла,
Я видел всё насквозь!

Мой друг, кузнец Никита,
Так звал меня домой,
Аж морда вся разбита
Моя (его рукой)
Была. Я ни в какую
Уняться не хотел,
Кричал на всю пивную:
- Пью за мечту большую -
За пышность бабьих тел!

Орал безумным басом:
- Начальник наш дурак!
Когда б телячьим мясом
Кормил он не собак
Своих борзых - охочих,
А славных работяг,
То, средь довольствий прочих,
Снискал б хвалы рабочих.
А это не пустяк!

Открыть ли мне вам тайну,
Затем, чтоб доказать,
Что пал я не случайно?
Открою, что скрывать...
Известный бабник, Яшка,
Трепался всем о том,
Что с ним бывала Дашка,
"та самая дурашка",
В лесочке под кустом!

Любил я Дашу, честно,
Давно по ней страдал.
Подушкам лишь известно,
Как ночью я рыдал,
О Дашеньке мечтая...
Она же, на меня
свой взор не обращая,
Было мне, как чужая,
Совсем мне не родня.

Я пил тогда безбожно.
От горя, пил и пил.
Был б трезвым, то, возможно,
Я б Яшку придушил.
А так, об нечисть эту
Кулак лишь свой разбил,
Призвав его к ответу.
В отбитую котлету
Всего лишь превратил...

Но, Даша... Как нелепо!
Сказали мне потом…
Перекрестясь, на небо
Взглянула, и свой дом
Оставив, вдаль куда-то
Направила свой след.
Уж ночь упрятать рада
Была красы заката,
А Даши нет и нет.

Такого не бывало
Ни разу до тех пор.
Сё бабку взволновало.
Слезами полон, взор
Стремился видеть дивной
Дочурки красоту.
Вдвоём с ведуньей Ниной
Они, дорогой длинной,
Шли за верстой версту.

Но поиск был негоден.
Как раз, в тот поздний час,
Моряк, Степан Болотин,
Не отрывая глаз,
С недоуменьем явно,
Глазел на гладь реки.
По ней, совсем недавно,
Так медленно и плавно,
Вдруг разошлись круги.

До этого, неробко
(так совесть подвела),
Глядел на Дашу Стёпка,
Как в воду та вошла.
В кустах он притаился,
Затей безумных полн.
Уже развеселился,
Но, вдруг... Лик девы скрылся
Под сенью тихих волн!

Он мог бы прыгнуть в воду,
Помочь ей - был он смел! -
Но, так уж вышло, сроду
Он плавать не умел…
Всё разом помутилось
В моей больной душе,
Как Даша утопилась.
Но это приключилось
Давным-давно уже.

- Ах, Даша, Даша... Жалко
Рассказ кончать на том,
Что ты почти русалка,
Твой дом на дне речном.
Ты не грустишь, родная?
Я тоже не грущу.
Судьба у нас такая…
Живу я, твёрдо зная,
Что Яшке отомщу!

Покоя не найдёт он
Вовек, пока я жив.
Пусть я уже измотан,
Искусством местных див
Я вскоре овладею,
Коварным волшебствам
Дать выход в свет сумею.
И этому злодею,
Как должное, воздам

За все его заслуги!
Нашлю своей рукой
На Яшку я все муки.
А радость и покой
Души его жестокой,
Увы, не доживут
До старости глубокой!
В одной стране далёкой,
Где пальмы не растут...

1996. Черновики юности.
 
 

© Copyright: Артур Арапов, 2010


 

Free counters!